| |
Пахота
- обработка земли плугом или сохою под посев. Одна из тяжелейших работ русских земледельцев. Существовали два основных вида пахоты. Первый — когда пахали косулей или сохой «в свалку» (иначе это называлось «поле во гряды пашут»), то есть получались довольно частые и глубокие борозды с одинаковым наклоном двух сторон. Так пахали, стараясь делать борозды как можно прямее, в сырых местах, где был необходим сток воды по бороздам. Другой вид — «развал», когда косулей или сохой рассекали каждый уже отваленный пласт. Этот способ применяли обычно на более ровных массивах пахоты. Одновременно особенности обработки почвы соотносили с характером культур, которые предполагалось высевать на этом поле.
Историк Л.В. Милов, знаток земледелия XVIII в., выявил по источникам этого времени поразительное многообразие в применении количества и характера вспашек по разным районам и различным культурам нечерноземной части Европейской России. По его наблюдениям, широко была распространена двукратная вспашка — «двоение». Простейший ее случай, когда сначала в июне запахивали в землю вывезенный на паровое поле навоз, бороновали и оставляли преть почву с навозом; а второй раз пахали и бороновали во второй половине лета уже под сев озимых (то есть тех хлебов, семена которых зимуют в почве).
Но применялась и двойная вспашка яровых (то есть тех культур, которые сеяли весной и убирали в конце лета). Делать первую пахоту под яровые надо было рано и вскоре повторять ее. О крестьянах Переславль-Залесского края писали в 1760-х: «В апреле месяце по сошествии снега сперва землю вспашут и заборонят, и так оная под паром бывает не более 2 недель. Потом сию землю вторично вспашут, и тот яровой хлеб, а также льняное и конопляное семя сеют и заборанивают». Такую двукратную вспашку делали здесь не для всех яровых: под овес пахали один раз и бороновали.
Во Владимирской губ. под яровые «двоили» лишь там, где почвы были песчаными. В Кашинском у. Тверской губ. двукратно пахали под яровую пшеницу, ячмень, овес, гречу, лен. В Каширском у. (Тульская губ.) «двоили» под те же культуры (кроме овса), а «под рожь по большей части однажды только пашут и боронят». В Курской губернии дважды пахали под яровую пшеницу, мак, просо, коноплю, лен.
Понятие «двоение» относилось, как правило, к пахоте до посева. Заделка же семян была уже третьей обработкой почвы. Для «умягчения» земли применялось выборочно и «троение» — троекратная пахота до сева. Заделка семян (запахивали сохою и заборанивали) были при этом четвертой обработкой поля. В Вологодской губ. «троением» достигалось существенное повышение урожайности (рожь давала при этом сам-10, то есть урожай в 10 раз превышал количество семян). Поля очищались от сорняков. В других районах «троили» в зависимости от почвы: иловатую и глинистую или песчаную землю. В иных местах троекратно пахали выборочно — лишь некоторые культуры. В Новоторжском уезде, например, под рожь и овес «двоили», а под прочий хлеб «троили». При применении двойной вспашки на ровных черноземных полях один раз шли вдоль поля, другой раз — поперек.
Заделка семян не всегда осуществлялась запахиванием в сочетании с забораниванием. Запахивали семена плугом или сохою, когда стремились заделать их поглубже. Глубокая заделка семян на некоторых видах почв давала хорошее укоренение, сильный стебель и колос. Но излишнее заглубление при крепкой и иловатой земле могло погубить семена. В таких условиях крестьяне лишь заборанивали семена.
Обширным набором практических знаний владели крестьяне для определения сроков сева. Они учитывали, какая степень прогрева почвы и воздуха благоприятна для каждой культуры. Определяли это, в частности, по стадиям развития других, дикорастущих и домашних растений. Береза станет распускаться — сей овес; зацвели яблони — пора сеять просо. Ячмень начинали сеять, когда зацветет можжевельник. А время цветения можжевельника нужно было определить, ударив по кусту палкой: цвет летел с него в виде светло-зеленоватой пыли. В зависимости от погоды это случалось вскоре после середины мая либо в начале июня. Поздний сев ячменя делали, когда цветет калина.
Определителями служили также животные: многолетний опыт показывал, что определенные стадии в их годичных циклах происходят в условиях, подходящих для сева той или иной культуры. Знаком для сева того же овса служило начало кваканья лягушек или появление красных «козявок» в лесу у корней деревьев и на гнилых пнях. Начало кукованья кукушки считалось сигналом для сева льна (на огнищах сеяли раньше этого срока). Коноплю сеяли, когда начнет ворковать горлица.
Помещик А.И. Кошелев писал о такого рода приметах в сер. XIX в.: «Настоящий хозяин никогда не пренебрегает подобными обычаями насчет времени посева хлеба. По собственному опыту знаю, что в этом деле, как и во многих других, велика народная мудрость. Не раз случалось мне увлекаться советами разных сельскохозяйственных книг и сеять хлеба ранее обычного времени, и всегда приходилось мне в том раскаиваться».
Важно было крестьянину учесть и совсем другой фактор: особенности развития сорняков, которые сопровождали в данном месте определенную культуру. Знали, например, что на поле, засеянном в сырую погоду, раньше злаков всходили костер и куколь. А при посеве в сухую погоду — хлеб опережал сорняки. При позднем севе озимых подстерегала новая опасность: рожь летом забивалась сорняком — «метлою».
Со сроками сева озимых вообще забот было немало. Для каждого района, а местами и для отдельного склона и низинки, прикидывали этот срок для конкретной культуры так, чтобы растение благополучно перезимовало: успело до снега и морозов взойти, но не слишком вырасти. Лучше выдерживали зиму всходы, давшие только один коренной листок, в других случаях — 1—3 листочка.
Если при пахоте и севе земля из-за засухи не могла быть хорошо разрыхлена, но вскоре прошли дожди, то поле снова перепахивали и боронили. Это называлось «ломать». «Ломать» можно было только в том случае, если зерно, хоть и дало уже росток, но не взошло на поверхность. Особенно необходимым считалось «ломать» тогда, когда проливные дожди сильно размочили верхний слой пашни, и он, высохнув на ветру, превращался в гладкую твердую корку, сквозь которую трудно пробиться росткам. В этом случае крестьянин нередко делал уже пятую (!) обработку пашни в ходе весенних работ: троил до сева, потом запахивал и заборанивал зерна, а затем «ломал» для прохода семян.
Время на все это весной было ограничено — нельзя ведь опоздать со всходами, не успеет созреть хлеб к сроку. Поэтому в некоторых местах первую пахоту под яровые делали осенью; весною только перепахивали — «двоили» поперек осенней пахоты, а иногда и «троили» — опять вдоль. Потом сеяли, запахивали посеянное, а, если понадобится, еще и «ломали». Но пахота под яровые с осени не на всякой почве давала хорошие результаты. В Рязанской губ., например, самые наблюдательные из крестьян замечали: земля, вспаханная под овес с осени и пролежавшая после овса год под паром, дает затем меньший урожай ржи, чем та земля, которая не была никогда вспахана с осени.
В крестьянских хозяйствах постоянно применяли удобрения. В сроках вывоза и разбрасывания навоза учитывали особенности ярового и озимого поля, наилучшее сохранение свойств удобрения, в том числе влажности его.
Лучшими видами навоза считались овечий, коровий и козий. Отмечали, что хорошо удобрял землю навоз годовой выдержки. Обычно вывозили 30-40 возов на десятину. Но под коноплю, пшеницу, просо и ячмень вывозили и много больше. Конский навоз считался «горячим», его старались сочетать с коровьим. Свиной вносили на хмельниках и огородах, больше под посадку лука и чеснока; куриный помет разводили водою и вносили под овощи и просо.
По возможности, не вывозили навоз под снег — знали, что в засыпанных снегом грудах сохраняются семена сорняков и весной обсеменяют поля. Завезенный же по снегу и долго остававшийся в поле навоз, как считалось, сильно терял свою влагу — вымерзал. Поэтому вывозили обычно ранней весной: разбрасывали, как только вскроются поля, и тут же запахивали — «дабы не потерять ему силы». Запахивали навоз очень тщательно: если какие-то пласты остались незакрытыми, засыпали их землей граблями.
Крестьяне Центральной России применяли в качестве удобрения также золу (особенно на глинистых почвах), болотный ил, лесной перегной. Местами «почиталось за правило золить поля, засеянные просом, ячменем, гречихой и овсом».
Стремясь освятить все свои сельскохозяйственные работы, получить на них благословение Божие, крестьяне особенно выделяли пахоту и сев, как начало земледельческого цикла. На запашку и засев общины приглашали священника отслужить молебен о поле. Молебну предшествовал крестный ход с иконами от храма до места работ. По сведениям к. 1890-х из с. Березово Лихвинского у. Калужской губ., во время засева священник после молебна с водосвятием сам бросал на пашню первую горсть посевного зерна, взяв ее из севалки, где было смешано сборное зерно — от каждого двора. Затем он шел краем поля поперек всех полос в сопровождении дьячка с водосвятной чашей и кропил. И сразу же за ним двигался крестьянин, выбранный на сходке для почина сева. Общественные молебны, т. е. заказанные общиной, бывали также во время сева и после окончания его. Крестные ходы и молебны с водосвятием на засеянных уже полях приурочивались обычно ко дню свт. Николая Чудотворца (9 мая ст. ст.), и ход шел по полям с иконою этого святого.
Повсеместно был распространен благочестивый обычай общей семейной молитвы в доме перед началом пахоты и сева. По Воронежской, напр., губ. он описан так (сообщение в Теннишевское бюро писаря Александрова из с. Нижне-Покровского Бирючинского у.): «Весною, когда намерены начать в поле пахать или сеять, крестьяне, готовясь к отъезду, собираются в избу, становят на стол хлеб, соль и похрестники (кресты из теста, испеченные в среду крестопоклонной недели Великого поста. — М.Г.), а зажиточные вместо последних иногда просвиры (спеченные на Благовещенский день), и тут молятся Богу, кладя земные поклоны; потом, взявши с собою со стола хлеб, соль, кресты или просвиры, отправляются в поле». В Орловском у. (Орловская губ.) перед выездом в поле на сев вся семья становилась на молитву, но читал вслух «Отче наш», а также молитву Илье Пророку сам сеятель. Перед иконой горела пасхальная свечка, и все съедали по кусочку оставленного для этого случая пасхального кулича. «Всякое дело надо начинать с молитвой, — записал крестьянин Ф. Зобнин в своих воспоминаниях о «круговороте крестьянской жизни» в с. Усть-Ницынском Тюменского округа. — С этого же начинается и пахота. Когда лошади уже бывают запряжены, вся семья собирается в горницу, затворяют двери и пред иконами затепливают свечки. Перед началом молитвы, по обычаю, все должны присесть, а потом уже вставать и молиться. После молитвы в хороших семьях сыновья, отправляющиеся на пашню, кланяются родителям в ноги и просят благословения».
Обычаи, связанные с пахотой и севом, имели варианты в разных местах и семьях. В некоторых местах считали необходимым изолировать сеятеля от жены: он ночевал в течение всего времени сева под навесом амбара или погреба либо в шалаше, специально сооружавшемся из сена на крыше стайки (крытого двора для скота). Перед первым севом он должен был помыться в бане и одеться во все чистое. Как правило, после благословения старшими в доме вся семья провожала сеятеля до ворот.
Выехав в поле, пахарь или сеятель снова молился, сняв шапку и обратясь на восток. В первую борозду закладывали обычно средокрестную лепешку с выдавленным на ней крестом или похрестники и запахивали. А при первом севе зарывали яйцо, которое сохраняли от Пасхи под иконой Божией Матери.
М.М. Громыко
|
|
