| |
Иванов день (иван купала)
- день Рождества Иоанна Предтечи (24 июня/7 июля), день летнего солнцестояния, до н. XX в. один из основных народных праздников, объединивший в себе элементы христианского мировоззрения и остатки древних языческих ритуалов.
Древние памятники письменности дают достаточно подробное описание этого праздника. Один из очевидцев его, игумен Елеазаровской пустыни Памфил, живший в XVI в., в послании к наместнику города Пскова писал: «Егда приходит день Рождества Предтечева, и прежде того, исходят огньницы, мужие и жены чаровницы по лугам, и по болотам, и в пустыни, и в дубравы, ищущи смертныя отравы на пагубу человеком и скотом; туже и дивия корения копают на потворение мужем своим. Сия вся творят действом диаволим в день Предтечева Рождества, с приговоры сатанинскими. Егда бо приидет праздник, во святую ту нощь мало не весь град возмятется, и в селех возбесятся, в бубны и сопели и гудением струнным, плясканием и плясанием; женам же и девкам и главами киванием, и устнами их неприязнен крик, вся скверныя песни, и хребтом их вихляния, и ногам их скакание и топтание; ту есть мужем и отроком великое падение, мужеско, женско и девичье шептание, блудное им воззрение и женам мужатым осквернение, и девам растление».
В Стоглаве находим такое же известие о празднике Купалы. Здесь, между прочим, замечается, что в это время мужчины и женщины ходили ночью по домам и улицам, забавлялись бесстыдными играми, пели сатанинские песни и плясали под гусли. По прошествии ночи с великим криком все отправлялись в рощи и омывались в реке «как бешеные». Подобное говорит в своем Синопсисе архимандрит Киево-Печерского монастыря Иннокентий Гизель. В его время, в навечерие праздника Рождества Иоанна Предтечи, следующим образом отправляли праздник Купалы: «В навечерие Рождества св. Иоанна Предтечи собравшиеся ввечеру юноши мужеска и девическа и женска полу соплетают себе венцы от зелия некоего, и возлагают на главы, и опоясуются ими. Еще же на том бесовском игралищи кладут огонь, и окрест его, вземшеся за руце, нечестиво ходят и скачут, и песни поют, сквернаго Купала часто повторяюще и чрез огонь прескачуще, самих себе тому бесу Купалу в жертву приносят».
Таким образом, из этих обрядов праздника Купалы нельзя не видеть, что он был для наших предков каким-то великим днем очищения огнем и водой и вместе с тем служил праздником летнего солнцестояния, когда обыкновенно природа действует с особенною всеоживляющею и всевозбуждающею силою. Что именно древнерусский Купала был праздником очистительным, в доказательство этому достаточно только вспомнить, что вообще у многих народов древности огонь почитался высшею очистительною стихией и на поклонении ему даже основывались целые религии. Известно, например, что князья наши могли являться пред лицо татарских ханов только проходя предварительно огненные костры. Равным образом и омовение водою постоянно и у всех почти древних народов признавалось действием очищения; даже в нашей церкви погружение крещаемого в воду знаменует видимым образом очищение его от первородного и других грехов. Нельзя также сомневаться в том, что наши предки с праздником Купалы соединяли мысль о летнем солнцеповороте. Известно, что дохристианский русский праздник Купалы совершался в самое время летнего солнцестояния, когда солнце достигает самого высокого и крайне сильного влияния на землю, после чего оно начинает поворот на зиму. На этом основании предки наши считали даже церковный праздник Рождества Иоанна Предтечи собственно началом лета.
Так, например, в одном древнем сборнике относительно дня св. Иоанна Предтечи читаем: «Месяца иуния, в 24-й день, Рождество честнаго и славнаго Пророка и Предтечи Крестителя Господня Иоанна, отселе начинается лето». Или же в другом подобном рукописном сочинении замечается: «Лето, второе время года, июня от 24-го числа». Естественно отсюда, что при совпадении древнего праздника Купалы с днем св. Предтечи Иоанна оба эти празднества в понятии народном могли очень легко смешаться между собою, тем паче что в истории св. Иоанна Крестителя в этом случае предки наши могли найти некоторые случайные черты, которые именно всегда могли подать повод к такому смешению. Самое имя Купалы от глагола купать — погружать в воду, омывать тело, делать его чистым (отсюда купель) — возбуждает мысль о св. Иоанне Крестителе. В простонародье, в Гродненской губ., в Брестском у., слово «купально» употребляется в смысле очищения. Потому о самом св. Иоанне Предтече, крестившем Христа в Иордане, попросту нередко говорят в народных песнях, что он «купал Христа».
Вместе с тем к Иоанну Крестителю предки наши приурочивали и крещение другого рода, именно огненное. В этом случае могло иметь немалое значение то обстоятельство, что в церковно-богослужебных книгах наших св. Иоанну Крестителю постоянно придаются названия света, звезды, предшествующей солнцу, т.е. Иисусу Христу. В одной утренней стихире на день Рождества св. Иоанна Крестителя читаем: «Иже пред солнцем текшаго Христом Богом нашим, Иоанна славнаго яко звезду предтечеву». В самом Евангелии Иоанн Креститель называется светильником «иже бе светя и горя». В одной из церковных песен он величается предтечею солнцу правды, светильником света, денницей солнца. Наши благочестивые книжники Древней Руси очень часто называли Иоанна Крестителя пресветлым солнцем. Так, в древней повести о девицах смоленских читаем: «Множество жен и дев стеклись на бесовское сборище, в нощь, в которую родился пресветлое солнце Иоанн Креститель». При таких образных представлениях о св. Иоанне Крестителе наши предки могли видеть в этом святом угоднике предтечу вещественного солнца на его поворотном пути к зиме. Недаром поэтому еще в XIX в. простые русские крестьяне были твердо убеждены в том, что в день Предтечи Иоанна солнце выезжает из своего чертога на трех конях, серебряном, золотом и бриллиантовом, навстречу месяцу. Таким образом, в представлении народном совершенно незаметно празднество древнерусского Купалы слилось с праздником христианским в честь св. Иоанна Крестителя и последний необходимо сделался представителем и покровителем всего, что прежде усвоялось языческому Купале. Поэтому-то предки наши, сохранив верования и обычаи древнего Купалы, соединили их с днем и именем св. Иоанна Крестителя.
В старину верили, что Рождество Иоанна Крестителя придает нужные свойства или силы травам и цветам, и потому, согласно с народным обычаем и верованием, на Рождество Иоанна Предтечи запасались разными травами и цветами. Так, царь Алексей Михайлович в 1657 писал к московскому ловчему стольнику Матюшкину: «Которые волости у тебя в конюшенном приказе ведомы, и ты б велел тех волостей крестьянам и бобылям на рождество Иоанна Предтечи, июня в 23-й день, набрать цвету серебориннаго, да трав империновой да мятной с цветом, и дятлю, и дятельнаго корня, по 5 пудов». В Румянцевском сборнике 1754 читаем: «В Ивановскую ночь кладов стерегут, и на травах парятся в банях, и травы рвут, и коренья копают, еще березки подвязывают, ветви сплетают, да жив будет того лета человек». В древнерусских травниках читаем самые подробные описания целебных трав, кореньев и цветов, и собирание их приурочивается к Иванову дню или Ивановой ночи. Например, о папоротнике в одном травнике сказано: «Есть та черная папорть, растет в лесах, в лугах, ростом в аршин и выше стебель, а на стебле маленьки листочки, а с испода большие листы... а цветет он накануне Иванова дня в полночь... Тот цвет очень надобен, если кто хочет богат и мудр быти. А брать тот цвет не просто, с надобностями. В Иванову ночь идти к тому месту, где растет трава папороть, и, очертясь кругом, говорить: талан Божий суд твой, да воскреснет Бог». Во 2-й пол. XIX в., хотя самое представление о древнеязыческом Купале давно вышло из памяти народной, простые русские люди св. Иоанна Крестителя называли Лопуховатым и при этом твердо держались веры в целебную силу купальных трав и кореньев. В Северо-Западной Руси 24 июня поселяне имели обычай приносить в церковь к обедне для освящения огромные венки и пуки зелени, и все это потом употреблялось против наваждения нечистой силы, против переполоху и т.п. В Малороссии праздник Рождества Иоанна Предтечи назывался в народе попросту Иваном Гулящим. День этот исстари проводился с разного рода народными удовольствиями, забавами и развлечениями.
Добыв трением из дерева живой огонь, при пении особых купальских песен зажигали в эту ночь костры, несомненно имеющие символическое значение (как эмблема знойного июньского солнца), и совершали разные гадания, стараясь пытливо проникнуть в свою судьбу. Парни и девушки, в праздничных нарядах, собирались обыкновенно к реке, где, разведя огонь, устраивали хороводы и, взявшись за руки, попарно прыгали через эти костры, наивно думая, что это прыгание избавит от всех зол, болезней, горя и, главным образом, худого глаза; судя по удачному или неловкому прыжку, предсказывали грядущее счастье или беду, раннее или позднее супружество. На купальском костре матери нарочно сжигали снятые с хворых детей сорочки, чтобы вместе с этим бельем сгорели и самые болезни. В некоторых местах существовал обычай прогонять через этот огонь и домашнюю скотину для защиты ее от мора.
Народное поверье гласило: кто выше скачет через купальский костер, у того и колос хлеба уродится выше.
В Малороссии в н. XX в. существовал следующий обряд: девушки, головы которых убраны венками из трав душистых, в праздничных нарядах, а парни, лихо заломивши набекрень шапки, тоже убранные цветами, собирались накануне Иванова дня в заранее определенное место к дереву марене, или черноклену, обвешанному венками и лентами; под деревом этим ставили сделанного из соломы крошечного, а иногда и большого идола — Купалу, одетого в женскую сорочку и плахту, с монисточкой на шее и венком на голове.
Тут же были расставлены столы с закускою и неизбежною горилкою. Затем, держа эту куклу, начинали прыгать через разведенный огонь попарно (парубок и дивчина); хор пел:
Ходыли дивочки коло Мариночки,
Коло мого вудола Купала.
Гратеме сонечко на Ивана!
Купався Иван, та в воду упав,
Купало на Ивана!
На другой день куклу и марену приносили к реке, срывали украшения и бросали в воду или сжигали. Иногда сажали под срубленным деревом вместо чучела дитя, убранное цветами и венками.
В Белоруссии вбивали накануне Иванова дня по солнечном заходе кол в землю; обкладывали его соломою и коноплей, а на самый верх тоже клали пук соломы, называемой Купалою; лишь только смеркнет, зажигали солому, подбрасывали в этот импровизированный костер березовых сучьев, и начинались потехи.
В некоторых местах Белоруссии, с рассветом Иванова дня, выбрав из своей среды самую красивую девушку, подруги раздевали ее донага, опутывали с ног до головы венками и цветами, завязывали глаза и вели в лес, где она, получившая на этот раз прозвище «дзевко-купало», раздавала заранее приготовленные венки, в то время как веселый хоровод двигался вокруг нее. Кому попал свежий венок, та будет жить богатою и счастливою жизнью, замужем, а которой достался увядший венок, «той счастья-доли не бачить, жить у недоли».
В Москве издревле праздновался Иванов день на Трех горах, а в Петербурге — на Петровском острове, на «Куллерберге», куда заезжала и аристократия. На последнем разводили купальские огни, устраивали хороводы и пировали. В 10 верстах от Петербурга, по Рижской дороге, находилась в старое время липа, ветви которой сплетались с ветвями других деревьев, образуя как бы природную беседку, в которой не раз отдыхал Петр Великий. Собирались и здесь накануне Иванова дня, разводили огни, на которых, между прочим, сжигали белого петуха. Надо заметить, что в более поздние времена купальский костер заменился кучею крапивы вследствие запрещения Ивановских огней духовными и светскими властями.
Ивановская ночь, по народному поверью, считалась страшною ночью, полною чародейных явлений: бабы-яги, колдуны и киевские ведьмы, верхом на помеле, толпою летят на Лысую гору или чертово берепище под Киевом, где советуются, как бы причинить какое зло людям, уничтожить, напр., домашних животных. Поэтому-то в это время не выпускали лошадей в поле, чтобы злые духи не заездили их; оставляли телят ночевать вместе с коровами, чтобы ведьмы не портили дойных коров, а на окно клали жгучую крапиву, которая не пускала нечистого духа в избы. Рыбаки уверяли, что поверхность рек в это время бывает подернута серебристым блеском. Деревья в лесу переходят с места на место и шумом ветвей своих разговаривают между собой.
Тем не менее смельчаки отправлялись ночью в лес собирать лекарственные травы, цветы и коренья, как, напр., лопань, былицу, полынь, яскер и пр., ибо тогда только они и оказывают действительную помощь, когда будут сорваны на заре Иванова дня, прежде чем на них обсохнет роса. Эти травы сохранялись в продолжение года как некая святыня; ими окуривали больных, их бросали в затопленную печь во время грозы, чтобы предохранить дом от удара молнии.
Но труднее всего было достать в Ивановскую ночь папоротник, который в это время только и расцветает.
Считалось, что кто отыщет расцветший папоротник, тот приобретет власть повелевать всем; пред ним бессильны будут мощные правители, и нечистые духи будут в его полном распоряжении; он может знать, где скрыты клады; во всякую сокровищницу, какими бы замками она ни была заперта, он войдет как хозяин, ибо двери сами растворятся перед ним, стоит только приложить к замку чудный цветок; невидимкою обладатель его проберется к любой красавице — и нет ничего, что было бы невозможно для него.
И.П. Калинский, Н.П. Степанов
|
|
